В субботу вечером решила обкатать по Зеленому Лугу свою новую весельную лодку. Лодка – как скороход, порадовала хорошим скольжением и легкостью. Издали видела льдины, видела кусты ушедшего по воду Хатыстаха. В общем км. 8 прокаталась, пополаскала в воде удочки, которые «просто так» прихватила с собой. И в счастливом настроении - домой.
В воскресенье (сегодня) с соседским парнишкой опять на лодке решили посмотреть, как там уровень воды. Опять взяли удочки, бутерброды и в путь. Попутно сосед хотел проверить свою 20-м. сетюшку, поставленную им пару дней назад.
Катаемся, говорим о всякой ерунде, радуемся жизни.
Уже когда были очень далеко от берега, послышался какой-то звук, похожий на крик чаек. Как только подъехали к кустам, где должна быть сеть и нашли ее, слышу, - чайки-то орут как-то по странному. Прислушалась, - да это же не чайки, это кричит животное. Всматриваюсь в даль – в воде кто-то барахтается. Командую бросать сеть (хорошо, что не успели отвязать). Летим туда. Видим обессиленную овчарку, она уже ничего не соображала, и из последних сил держалась на воде. За шкварник в одну секунду я затащила ее в лодку. Собаке было очень плохо, ее почти парализовало. Бегом разворачиваемся по направлению к берегу, до которого километра полтора. Собака плачет. Отплываем метров 15 – и случайно мой взгляд упал на какую-то черную кочку около торчащих из воды верхушек кустов. О, Боже! - лохматая собачья голова, и на нас пялятся глаза щенка-подростка дворняги чуть меньше лайки. Я эти собачьи глаза никогда не забуду. Что делать – подъезжаем! Бедолага держится передними лапами за маленькую корягу, коряга зацепилась за куст и только поэтому не уходила под воду под тяжестью собаки. Смотрит и молчит дурачок, - мы ведь чуть не прошли мимо. И эту собаку за шкварник - и в лодку. Лежит как положили - не шевелится, молчит, только голову изредка поднимает и смотрит на меня. Мне страшно было держать рядом овчарку, она очень страдала, поэтому сосед придвинул ее к себе, а я взяла весла.
Путь к берегу, казалось, был бесконечный. Наконец-то пристали. Вытащили на берег овчарку. Вытащили и положили рядом вторую собаку. Черный пёсик сразу встал, пошатываясь подошел к овчарке, понюхал, отошел, отряхнулся, посмотрел на меня и сиганул наутек. Я даже не успела угостить его бутербродом. На этом хорошее заканчивается.
А овчарке было очень плохо. Теперь она была почти без сознания. Подошел проходивший мимо парень. Нагнулся над собакой, стал уверенно ее осматривать. Сказал, что он ветеринар. (Даже ветеринара сразу сам Бог послал к этой собаке!). Пощупал нос, открыл глаза, проверил пульс. Сказал, что собака жить не будет, что у нее сильное переохлаждение, что возможно уже начался процесс воспаления легких. На всякий случай позвонил в «Скорую для бездомных животных» и посоветовался со своими коллегами. Они приехать отказались.
Теперь мне очень плохо на душе. Ком в горле. Зачем я спасала эту собаку? Я не знала, делаю ли я правильно, я надеялась и спешила ее спасти. Ей всего несколько минут до смерти оставалось.
А я только продлила ее страдания. Какой ужас!
Я не знаю, жива ли она еще.
Но если бы не подъехали бы на ее зов, погиб бы молчун-щенок.
Больше я на Зел.луг по большой воде не поеду кататся.